Влияние Л.Н.Толстого и А.П.Чехова в употреблении внутреннего

монолога в позднем творчестве И.А.Бунина.

Данное исследование проведено на материале малой прозы И.А.Бунина,

как

наиболее

характерной

для

творчества

писателя.

Для

анализа

были

выбраны тексты рассказов из цикла "Темные аллеи" и тексты рассказов 1932 -

1952 гг.

Выбор исследования данного художественно-языкового приема именно

в позднем творчестве И.А.Бунина объясняется следующими причинами. В

рассказах

доэмигрантского

периода

писателя

и

написанных

в

первое

десятилетие проживания за границей внутренний монолог не проявляется

ярко: используется И.А.Буниным очень редко и в достаточно краткой форме.

Исключением

здесь

является

рассказ

о

любви

"Солнечный

удар"

(1925).

Произведения

малого

жанра

последних

лет

носят

в

большей

степени

философский

характер

и

представляют

собой

раздумья

самого

писателя.

Более того, можно отметить следующую особенность: в творчестве классика

внутренний

монолог,

как

художественно-языковой

прием,

наиболее

ярко

раскрывается именно в рассказах о всепоглощающем и сильном чувстве - о

любви: в рассказах цикла "Темные аллеи" и, не вошедших в него, - "Апрель"

(1938г.), "Аля" (1944г.).

Нельзя не учитывать и то, что поздние рассказы писателя - это

своеобразный

текст,

на

котором

можно

проверять

различные

гипотезы.

Внутренний монолог не занимает в них особого места, но выделение и

рассмотрение

его,

как

художественно-языкового

приема,

заслуживает

внимания литературоведов и лингвистов. Существенная роль внутреннего

монолога во многом определяется тем, что важнейшие для писателя вопросы,

связанные с желанием

проникнуть в души конкретных людей, его героев

(иногда

скрытных

и

неразговорчивых),

решаются

им

не

только

через

поступки, слова, но и, самое главное, через мысли самих персонажей. В этой

связи становится необходимым детальное исследование приема внутреннего

монолога персонажа.

1.1. Внутренний монолог как художественно-языковой прием

С 1920 года для И.А.Бунина началась жизнь на "других берегах", во

Франции, где он прожил до конца дней, в Париже и в Грассе, недалеко от

Ниццы. К этому периоду он - знаменитый писатель, обладатель Пушкинских

премий, почетный академик Российской Академии наук, поэт и прозаик,

автор замечательных рассказов, повестей и сборников стихов, переводчик. К

тому времени уже определились основные вкусы и пристрастия, темы и

мотивы, особенности письма и формы бунинского творчества. И.А.Бунин -

поэт и прозаик, и что особенно важно, в прозе он тоже поэт. Безусловно, эта

особенность ярко проявилась в сборнике рассказов "Темные аллеи". Этот

цикл создавался в период с 1937 по 1949 год, когда писатель был уже в очень

почтенном

возрасте,

а

действие

большинства

рассказов

относится,

по-

видимому,

к

рубежу

веков,

тем

не

менее,

критики

подчеркивают

их

вневременной характер, их "удивительную современность".

Цикл состоит из 40 рассказов о любви, которые очень похожи

композиционно и "по духу" и, тем самым, представляют богатый материал

для исследователя. Но история распорядилась по-другому: в то время как

ранней прозе И.А.Бунина и роману "Жизнь Арсеньева" посвящено много

трудов,

"Темные

аллеи",

будучи

внеидеологическими

традиционно

оставались за пределами интереса литературоведов. Исследования, в той или

иной степени затрагивающие этот цикл, очень малочисленны (Саакянц 1988,

Михайлов

1973,

Колобаева

1989,

Сливицкая

1974).

Мы

обратили

свое

внимание,

как

реализуется

в

рассказах

из

цикла

"Темные

аллеи"

прием

внутреннего монолога персонажа.

В этом цикле рассказов поэтические и прозаические элементы

постоянно

взаимодействуют.

Сборник

является

сложным

жанровым

образованием,

в ней в равной доле сочетается эпическое и лирическое

начала.

Эпическое

начало

реализуется

за

счет

сюжетного

построения

произведения,

динамики

встреч,

расставаний,

а

лирическое,

как

за

счет

обращенности к самой теме любви,

пейзажных описаний, так и за счет

внутреннего монолога героя.

Показывая всевозможные формы и оттенки чувства любви, И.А.Бунин

воспроизводит

переживания,

мысли

персонажа,

"выводит

наружу"

его

душевные движения, которые в реальной жизни остаются внутренними. Так,

например,

в

рассказе

«Генрих»

(1940г.)

из

внутреннего

монолога

героя

читатель узнает его истинные чувства:

Он (Глебов) тупо одевался к обеду, думая все одно и то же. «Если бы сейчас

вдруг постучали в дверь и она вдруг вошла, спеша, волнуясь, на ходу объясняя,

почему она не телеграфировала, почему не приехала вчера, я бы, кажется,

умер от счастья! Я сказал бы ей, что никогда в жизни, никого на свете так

не любил, как ее, что бог многое простит мне за такую любовь, простит

даже Надю,- возьми меня всего, всего, Генрих!...» (5, 368).

Таким образом, этот художественно-языковой прием помогает раскрыть

настоящие

чувства

героев,

их

душевные

метания,

поиски

ответов

на

волнующие их вопросы, мотивацию их поступков.

Рассказ И.А.Бунина «В одной знакомой улице» (1944г.) представляет

собой

сплошной

внутренний

монолог

героя,

в

других

случаях

писатель

вводит внутренний монолог персонажа, иногда достаточно краткий, только в

завершении рассказа. Но благодаря этому смысл произведения становится

более

понятен

для

читателя,

а

иногда

может

раскрыться

совсем

с

иной

стороны, как, например, в рассказе «Кума» (1943г.):

И тотчас подумал: «А там я ее, в этих лакированных сапожках, в амазонке

и в котелке, вероятно, тотчас же люто возненавижу!» (5,407).

Но наиболее ярко эта особенность проявилась в одноименном рассказе

цикла «Темные аллеи»:

Он (Николай Алексеевич) глядел на мелькавшие подковы, сдвинув черные

брови, и думал:

«Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно

волшебные! “Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…” Но,

боже мой, что же было бы дальше? Что, если бы я не бросил ее? Какой

вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя

жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» (5,255).

Читатель может размышлять на протяжении всего текста: любит ли

герой

эту

женщину

или

нет?

Но

внутренний

монолог

в

конце

рассказа

поможет

раскрыть

истинные

чувства

персонажа

и,

возможно,

замысел

писателя.

Говоря о формах передачи внутреннего монолога в рассказах

И.А.Бунина, следует отметить, что чаще всего это непосредственная его

передача от 1-го лица в форме прямой речи. Эта особенность проявляется в

большей степени в текстах, где о герое автор говорит в 3-ем лице. Приведем

пример такой формы передачи внутреннего монолога из рассказа «Муза»

(1938г.):

И так же внезапно очнулся через час – с ясной и дикой мыслью: «Да ведь

она бросила меня! Наняла на деревне мужика и уехала на станцию, в Москву,

- от нее все станется! Но, может быть, вернулась?» (5, 275).

Прямая внутренняя монологическая речь может передавать различные

психические состояния персонажа. Среди них можно выделить основные

виды:

- размышления:

Сбегая с лестницы к тете и дяде, - их покои были внизу, - он думал: "Какой,

однако,

вздор

лезет

мне

в

голову!

Остаться

тут

под

каким-нибудь

предлогом,

разумеется,

можно...

можно

начать

незаметно

ухаживать,

прикинуться безумно влюбленным... Но добьешься ли чего-нибудь? А если и

добьешься, что дальше?.." ("Антигона", 5, 298).

- эмоциональные переживания:

Напевая, он стал бриться, мыться

и переодеваться, надел штаны со

штрипками, думая: "Бывают же такие женщины! И что можно отдать за

любовь такой женщины! И как же это при такой красоте катать стариков

и старух в креслах на колесиках!" ("Антигона", 5, 298).

- ситуативные реакции:

Она (Ольга Александровна) свободно, не так, как в столовой, подняла на

него черно-подведенные глаза, дамским движением подала руку, на которой

висел

зонтик,

подхватив

другой

подол

длинного

вечернего

платья,

-

он

(Николай Платоныч) обрадовался еще больше: "Вечернее платье, - значит,

тоже думала, что после синема поедем куда-нибудь", - и отвернул край ее

перчатки, поцеловал кисть белой руки. ("В Париже", 5, 347).

- воспоминания:

Когда поехали дальше, он (Николай Алексеевич) хмуро думал: "Да, как

прелестна была! Волшебно прекрасна!" ("Темные аллеи", 5, 254).

В авторское повествование такой внутренний монолог у И.А.Бунина

вводится

глаголами,

обозначающими

мыслительный

процесс

(думал,

мысленно

качал

головой,

говорил

себе)

и

передающими

психическое

состояние персонажа (усмехался,

очнулся с мыслью, злобно глядя, грустил,

дивился, удивлялся, ужасался).

Текстовое своеобразие И.А.Бунина проявилось в том, что чаще всего

при

такой

форме

передачи

внутреннего

монолога

прием

вводится

без

соответствующего прямой речи оформления в тексте:

…заснул под шум дождя, думая: нет, завтра бог даст милое утро, солнце…

будут легкие тени на сырых дорожках сада и опять буду сидеть и ждать

ее, и выступят на глазах слезы сладкой жалости и счастья, когда увижу,

как она спешит ко мне в своей серенькой юбочке и голубой рубашечке…(5,

«Аля», 561).

А в некоторых случаях внутренний монолог персонажа включается в

текст и без вводящего глагола:

…это доставляло ей особенную радость: значит, он любит меня, значит,

он совсем мой, если я могу говорить с ним так! (5, «Таня», 333).

Но наиболее широко употребляемая И.А.Буниным особенность в

использовании приема внутреннего монолога

- это мысли персонажа, не

выделяющиеся ничем из системы авторского повествования: переданные в

форме прямой речи, но без соответствующего графического оформления, без

вводящих ее глаголов. Читатель понимает из смысла повествования, что это

внутренний монолог героя. В некоторых случаях писатель акцентирует на

нем внимание, выделяя в тексте посредством знака троеточия

в начале и

конце монолога персонажа:

Он (Николай Платоныч) посмотрел ей вслед – на то, как ровно она

держалась, как колебалось на ходу ее черное платье…Да, вежливость и

безразличие, все повадки и движения скромной и достойной служащей. Но

дорогие хорошие туфли. Откуда? Есть, вероятно, пожилой, состоятельный

«

ami»

…Он давно не был так оживлен, как в этот вечер, благодаря ей, и

последняя мысль возбудила в нем некоторое раздражение. (5, «В Париже»,

345).

Такие черты передачи внутреннего монолога встречаются как в

повествовании от 1-го лица, так и в повествовании, где о герое говорится в 3-

ем лице.

Нельзя не отметить также, что иногда в размышлении героя появляются

интонации самого автора, начинают преобладать безличные формы, и тогда

во внутреннем монологе сливаются чувства и мысли не только персонажа и

повествователя. Приведем пример из рассказа «Визитные карточки» (1940г.):

…[она] слышала беспечный говор и шаги проходящих по палубе под самым

окном, и это еще страшнее увеличивало восторг ее развратности. О, как

близко говорят и идут – и никому и в голову не приходит, что делается на

шаг от них, в этой белой каюте! (5, 314).

Эти слова могут принадлежать как самому автору, так и являться

мыслями

героини

рассказа. В этом проявляется еще одна форма передачи

внутреннего монолога, используемая И.А.Буниным, - несобственно-прямая

речь.

В

ней

переплетается

авторская

речь

с

речью

персонажа.

То

есть

повествование

ведется

от

автора,

но

по

лексике,

синтаксису

содержание

высказывания

переносится

в

область

речи

героя.

Можно

сказать,

что

несобственно-прямая речь помогает читателю незаметно проникнуть в его

мысли. Примером может служить внутренний монолог героя из рассказа

"Апрель" (1938г.):

Но когда он вошел в дом, ему сразу бросилась в глаза валявшаяся на лавке

открытка, - с почты приехали без него. (...) Всегда так - бросишь ждать,

мучиться - и вдруг оно! Но на обороте открытки оказалось только два

пошлых слова: "Привет из Москвы!" - и даже без подписи. Насмешка или

глупость?

Он

в

клочки

разорвал

открытку,

прошел

в

кабинет

и,

с

отвращением к себе, к своей жалкой любви, к своим мукам и воспоминаньям,

ничком лег на тахту. Нет, освобожденья нет и не будет. (5, 513).

Как видно, внутренняя речь героя не отличается от авторской ни по

пунктуации, ни по синтаксису. Но несобственно-прямая речь обладает всеми

свойствами, которые присущи прямой речи персонажа. Так же этот вид

передачи внутреннего монолога персонажа дает возможность сокращения

речи, выделения только главного, сосредоточения на одной главной мысли.

В некоторых случаях употребления несобственно-прямой речи в тексте

ее

предваряет

тематическая

речь

(авторский

пересказ),

которая

служит

своеобразным

переходом

от

собственно

авторского

повествования

или

внешней речи персонажа к внутренней речи. Например, в тексте рассказа

"Зойка и Валерия":

Он (Левицкий) сгорал стыдом и от своего бессовестного торчания в

усадьбе. Завтра же надо исчезнуть, бежать в Москву, скрыться от всех с

этим позорным несчастьем обманутой дачной любви, столь явным даже для

прислуги в доме! (5, 320).

Использование тематической речи, таким образом, позволяет писателю

выделить важнейший для героя вопрос, представленный в несобственно-

прямой речи.

Другой особенностью стиля И.А.Бунина является то, что при передаче

внутреннего монолога персонажа писатель использует и смешанные формы,

в которых несобственно-прямая речь иногда уступает место передаче приема

в форме прямой речи. Например, в тексте рассказа "Генрих" (1940г.):

Он (Глебов) посмотрел на себя в зеркало: молод, бодр, сухо-породист, глаза

блестят, иней на красивых усах, хорошо и легко одет...в Ницце теперь

чудесно, Генрих отличный товарищ...а главное, всегда кажется, что где-то

т а м

б у д е т

ч т о - т о

о с о б е н н о

с ч а с т л и в о е ,

к а к а я - н и б у д ь

встреча...остановишься где-нибудь в пути, - кто тут жил перед тобою,

что висело и лежало в этом гардеробе, чьи это забытые в ночном столике

женские шпильки? (5, 359).

Следует отметить, что переплетение своей и чужой речи тоже имеет

место во внутреннем монологе персонажей И.А.Бунина. Герой практически

буквально

воспроизводит

реплики

из

речи

собеседника.

Это

не

произнесенный

по

каким-то

причинам

вслух

отклик.

Но

персонаж

вкладывает в них уже совсем иное намерение и акцентирует по-своему.

Примером может служить внутренний монолог героя из рассказа "В Париже"

(1940г.):

Он (Николай Платоныч) был и растроган и хмурился, идя домой. "Я уже

привыкла к вам..." Да, может быть, это и есть долгожданная счастливая

встреча. Только поздно, поздно. Le bon Dieu envoie toujours des culottes a ceux

qui n’ont pas de derriere... (Милосердный господь всегда дает штаны тем, у

кого нет зада... (франц.)) (5,347).

Это

ситуация вспоминания, характеризующаяся описательным

внутренним монологом, началом которого является воспроизведение ранее

услышанных персонажем слов, но получающих в данных обстоятельствах

другое

звучание.

Здесь

писателем

применен

так

называемый

дистанцированный повтор, отделенный от начальной ситуации достаточным

пространством в тексте.

Важным является и то, что внутренний монолог персонажа в рассказах

И.А.Бунина в некоторых случаях по своим функциям близок к диалогу, так

как герой мысленно обсуждает то или иное положение дел, ищет ответы на

волнующие

его

вопросы.

Такое

мышление

находит

свое

выражение

в

отдельных

вопросительных

предложениях

или

вопросительных

цепочках.

Проанализировав в рассказах писателя внутренние монологи, содержащие

вопросительные

комплексы,

отметим,

что

тип

контекст-реакция

не

представлен широко, а тип контекст-размышление/воспоминание достаточно

распространен. В нем вопросительные предложения занимают постпозицию

во внутреннем монологе:

"Боже мой, что же мне делать! - с отчаянием подумал он. - Опять эти

теплые детские слезы на детском горячем лице...Она даже и не подозревает

всей силы моей любви к ней! А что я могу? Увезти ее с собой? Куда? На

какую жизнь? И что из этого выйдет? Связать, погубить себя навеки?"

(внутренний монолог героя из рассказа "Таня"(1940г.)) (5,341).

По мере размышлений эмоциональное напряжение героя нарастает, и

персонаж переходит к вопросам, которые толкают его на поиск верного

решения. Этот тип контекста используется писателем достаточно ярко и часто

в

цикле

«Темные

аллеи».

Объяснением

тому

может

служить

философия

любви, представленная И.А.Буниным в цикле: писатель был убежден, что

любовь - это трагедия, связанная неразрывно со смертью, и она слишком

хороша, чтобы быть долговременной.

1.2. Влияние Л.Н.Толстого и А.П.Чехова в употреблении внутреннего

монолога

Подробный анализ приема внутреннего монолога в творчестве

И.А.Бунина дает нам возможность показать, что и толстовское и чеховское

своеобразие употребления данного художественно-языкового приема нашли

свое отражение в творчестве писателя.

Вслед за Л.Н.Толстым и А.П.Чеховым в рассказах И.А.Бунина фразы и

образы

свободно

перемещаются

из

сознания

героев

в

авторское

повествование

или,

наоборот,

переходят

из

авторского

рассказа

в

речь

персонажей. Например, в рассказе «Степа» (1938г.):

Он (Красильщиков) лежал, глядя в темноту, и самодовольно усмехался: “А

папаша в город уехали…” Вот тебе и уехали! Скверно, он все сразу поймет –

такой

сухенький

и

быстрый

старичок

в

серенькой

поддевочке,

борода

белоснежная, а густые брови еще совсем черные, взгляд необыкновенно

живой, говорит, когда пьян, без умолку, а все видит насквозь...(5, 269).

А.П.Чехов, следуя за Л.Н.Толстым, расширил сферу применения форм

внутренней

речи,

«и

стиль

чеховских

героев

часто

воспринимается,

как

прерывистый и раздвоившийся речевой поток, в котором струя внутренней

речи то вырывается наружу, то уходит внутрь, несясь скрытым, «подводным»

течением под текстом произносимых слов»(6, 184). Это проявляется в таких

рассказах,

как

«Смерть

чиновника»,

«Справка»,

«Клевета»,

«Орден»,

«75000», «Комик» и др. Внутренний монолог такого типа мы обнаруживаем и

в рассказах И.А.Бунина. Например, эта особенность проявляется в рассказе о

любви

«Солнечный

удар»(1925),

написанном

задолго

до

цикла

"Темные

аллеи":

«Не могу же я, - подумал он, - не могу же я ни с того ни с сего приехать в

этот город, где ее муж, где ее трехлетняя девочка, вообще вся ее семья и

вся ее обычная жизнь!» - И город этот показался ему каким-то особенным,

заповедным городом, и мысль о том, что она так и будет жить в нем

своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его, вспоминая

их случайную, такую мимолетную встречу, а он уже никогда не увидит

ее, мысль эта изумила и поразила его.

Нет, этого не может быть! Это

было

бы

слишком

дико,

неестественно,

неправдоподобно!-

И

о н

почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей

жизни без нее, что его охватил ужас, отчаяние.

“Что за черт! – подумал он, вставая, опять принимаясь ходить по

комнате и стараясь не смотреть на постель за ширмой. – Да что же это

такое со мной?<…> ”

Он

еще

помнил

ее

всю,

со

всеми

малейшими

ее

особенностями,

помнил запах ее загара и холстинкового платья, ее крепкое тело, живой,

простой и веселый звук ее голоса

…

(56, 45).

Как видно, включение в текст внутреннего монолога героев

И.А.Бунина

подобно

употреблению

этого

приема

А.П.Чеховым:

на

протяжении текста рассказа

внутренний монолог чередуется со словами

автора, он то пропадает, то вновь появляется. Эта особенность проявилась во

многих рассказах

позднего творчества И.А.Бунина: «Антигона»,

«Таня»,

«Генрих», «Натали», «Апрель» и др.

Л.Н.Толстой чаще всего использовал прием «внутреннего монолога»

при

изображении

смутных

состояний

сознания

персонажей

—

полусна,

бреда,

повышенного

нервного

возбуждения.

Он

показывает

процесс

появления у персонажа мысли, слова в которой «кружатся стремительно и

беспорядочно». Писатель литературно упорядочивает внутреннюю речь, но

не полностью сглаживает ее фрагментарный и отрывочный синтаксис. То

есть, можно сказать, что внутренние монологи героев Л.Н.Толстого – это

чаще всего «поток сознания». В рассказах А.П.Чехова и И.А.Бунина редко

можно встретить такую форму внутреннего монолога. Чаще всего этот прием

в

их

рассказах выражает

результат

психического

процесса,

«проявления

внутренней жизни» персонажа.

Самым распространенным в рассказах писателей-предшественников и

И.А.Бунина

является

внутренний

монолог

персонажа,

передающий

различные психические состояния в форме прямой речи. Но часто можно

встретить

сближение

во

внутреннем

монологе

прямой

и

несобственно-

прямой речи. Границы между ними

настолько

условны,

что

часто

без

авторского указания увидеть их достаточно сложно.

Так же особенностью стиля А.П.Чехова и И.А.Бунина является

использование

конструкций

несобственно-прямой

речи

в

соединении

с

тематической речью. Можно предположить, что и традицию употребления

диалогизированного внутреннего монолога автор унаследовал от писателей

– предшественников: Л.Н.Толстого и А.П.Чехова.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА:

1.

Аверин Б.В. И.А.Бунин: pro et contra. – Спб., 2001.

2.

Архангельский В.Л. О внутренней монологической речи в

романе

«Война и мир» // Лев Толстой. Проблемы языка и стиля. – Тульский

гос. пед. ин-т им. Л.Н.Толстого, Тула, 1971. – с.298.

3.

Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М., 1966, 239с

4.

Бахтин М.М. Автор и герой: к философским основам гуманитарных

наук. - СПб., 2000. - 336 с.

5.

Бунин И.А. Собрание сочинений в 6 т. – Т.5.- М.: Художественная

литература, 1988.

6.

Виноградов В.В. О языке Толстого (50-60-е гг.). – М.., 1939.

7.

Выготский Л.С. Мышление и речь. Психологические исследования.

–

М.,

1996.-

415с.

8.

Иофьев М. Поздняя новелла Бунина – Иофьев М. Профили искусства.

М., 1965.

9.

Качур М.Д. К вопросу о внутреннем монологе в рассказах Чехова //

Творчество А.П. Чехова. Ростов-на-Дону, 1976. с.101-106.

10.Литературная энциклопедия терминов и понятий / Рос.Акад.Наук. Гл.

ред. и сост. А.Н. Николюкин. – М., Интелвак, 2003.

11.Логинов А.В. Использование вопроса и вопросо-ответного комплекса

во

внутренней

речи

персонажа

//

Текстовый

аспект

в

изучении

синтаксических единиц. Ленинград, 1990. С.136-143.

12.Руднев В.П. Словарь культуры ХХв. – М.: Аграф, 1997.

13.Тимофеев Л.И., Тураев С.В. Краткий словарь литературоведческих

терминов: Кн. для учащихся. – 1985. - 208с., ил.

14.Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 8 т. – Т.3,4,5,6. - М., «Лексика», 1996.

15.Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30-ти т. Сочинения:

В 18-ти т., Т.1,2,5,6,7,8,9. – М.: Наука, 1983.