Поэты и писатели ВОВ.
• Глава 'Литература периода Великой Отечественной войны' в академической истории русской советской литературы начиналась так: 'Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Мирная созидательная деятельность советского народа была прервана. По призыву партии и правительства вся страна поднялась на борьбу с фашисткой агрессией, сплотилась в единый боевой лагерь. В развитии нашей литературы, как и в жизни всего советского народа, Отечественная война составила новый исторический период. Отвечая требованиям времени, литература перестроилась на военный лад. ' Примелькавшиеся, стертые от бесчисленных повторений формулировки часто воспринимаются как бесспорные. Вроде бы так оно и было. А на самом деле так, да не так, все было куда сложнее. Уже хотя бы потому, что внезапность, которая выдвигалась Сталиным как главная причина наших тяжких поражений первого года войны, была весьма относительной. Внезапной была не война сама по себе, а наша вопреки всем широковещательным утверждениям руководителей партии и правительства неготовность к ним.

• Во вторую половину тридцатых годов неотвратимо надвигавшаяся война стала осознаваемой многими исторической реальностью, едва ли не главной темой тогдашней пропаганды, породила большой массив так называемой 'оборонной' литературы. Стоит перечитать стихи молодых поэтов той поры: 'Слышишь как порохом пахнуть стали Передовые статьи и стихи! ' (К. Симонов) ; 'Нам лечь, где лечь, И там не встать, где лечь' (П. Коган) ; 'Военный год стучится в двери Моей страны. Он входит в дверь' (М. Кульчицкий) ; 'А если скажет нам война: 'Пора' - Отложим недописанные книги... ' (Б. Смоленский) , - чтобы убедиться, что молодые поэты тогда остро и отчетливо слышали 'далекий грохот, подпочвенный, неясный гуд' приближающейся войны, 'последнего решительного' - так это тогда воспринималось, - видели в военном противоборстве с фашизмом историческую миссию своего поколения.

• В таких мало располагающих к сосредоточенной творческой работе условиях были созданы книги, которые не потускнели за прошедшие десятилетия, не перечеркнуты временем, - назову хотя бы некоторые из них. Поэзия - 'Василий Теркин' Твардовского, 'Сын' Антокольского, 'Февральский дневник' Берггольц, лирика Ахматовой, Симонова, Суркова, Сельвинского, Алигер, Шубина, Гудзенко. Публицистика и художественная проза статьи Эренбурга и Алексея Толстого, Сталинградские очерки и 'Треблинский ад' Гроссмана и 'Письма к товарищу' Горбатова, очерки и рассказы Платонова и Довженко 'Волоколамское шоссе' Бека и 'Дни и ночи' Симонова, 'Перед восходом солнца' Зощенко и 'Молодая гвардия' Фадеева. Драматургия - 'Русские люди' Симонова, "Фронт" Корнейчука, "Нашествие" Леонова, "Дракон" Шварца. Высокого уровня правды достигла литература такого, что в мирное время, а первые послевоенные или последние сталинские годы, в пору нового идеологического помрачения, она так или иначе, вольно или невольно проверяла себя

• Сразу после войны со всей остротой и драматизмом возникла проблема исторической правды. На приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года Сталин сказал: "У нашего правительства было не мало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 19411945 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело- Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой". Сегодня может казаться, что эти слова, этот фарисейский комплимент народу открывали путь, подталкивали к серьезному, основательному историческому исследованию - в том числе и в художественной литературе войны, к постижению ее уроков, оплаченных миллионами жизней, большой кровью.

• В одном из выступлений А. Твардовский заметил, что действительность - даже героическая действительность - нуждается в подтверждении и закреплении искусством, без этого "она как бы еще не совсем полна и не может с полной силой воздействовать на сознание людей". В качестве примера Твардовский привел сначала "Войну и мир": "Разве война и победа русского оружия в 1812 году означала бы столько для национального патриотического самосознания русских людей, если бы они знали о ней только по учебникам истории и даже многотомным ученым трудам, если бы, допустим на минуту, не было бы гениального творения Толстого "Война и мир", отразившего этот исторический момент в жизни страны, показавшего в незабываемых по своей силе образах величие народного подвига тех лет! " Вторым примером Твардовскому послужила наша литература о войне: "То же самое можно сказать о литературе, которую вызвал к жизни беспримерный подвиг советских народов в Отечественной войне 1941-1945 годов. Он подтвержден в нашем сознании, в том числе и в сознании самых непосредственных носителей этого подвига, средствами правдивого слова".

• Пожалуй, это самая высокая из всех возможных оценка того, что сделала за полвека наша литература о войне...
Анна Ахматова ПОБЕДА 1 Славно начато славное дело В грозном грохоте, в снежной пыли, Где томится пречистое тело Оскверненной врагами земли. К нам оттуда родные березы Тянут ветки и ждут и зовут, И могучие деды-морозы С нами сомкнутым строем идут. 2 Вспыхнул над молом первый маяк, Других маяков предтеча,— Заплакал и шапку снял моряк, Что плавал в набитых смертью морях Вдоль смерти и смерти навстречу. 3 Победа у наших стоит дверей... Как гостью желанную встретим? Пусть женщины выше поднимут детей, Спасенных от тысячи тысяч смертей,— Так мы долгожданной ответим. 1942-1945
Муса Джалиль Ночь. Тюрьма… Ночь. Тюрьма. Неподвижная тишина. В одиночке моей ни звука, ни зги.. Лишь порой за холодной толстой стеной Часового ночного слышны шаги. Не могу уснуть, муча мысли меня, Вот опять вижу мать, дочурку, сестер, И последние строчки моей любимой Я читаю мысленно до сих пор: «Получила я письма твои, мой джан,— Не забыл ты подруги верной своей, Без конца тебя жду, все тоскую-тоскую, Доживу ли до встречи, до светлых дней?..» Я бы рад вернуться к тебе, к друзьям, Если б выход из этой темницы найти, Если б в руку мне острый клинок вложили Да рассвет багрянел на моем пути. Но ударил жгучий ветер судьбы,— Ни клинка у меня в руке, ни ружья, А ведь сердце в груди еще бьется, бьется, Хоть и тьма, и молчанье, но жив еще я!.. Ночь. Тюрьма. Гнетущая тишина. В одиночке моей ни звука, ни зги. Лишь порой за холодной глухой стеной Часового слышны шаги. 1943—1944 гг.
Михаил Исаковский ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕН КРАСНОАРМЕЕЦ Куда б ни шел, ни ехал ты, Но здесь остановись, Могиле этой дорогой Всем сердцем поклонись. Кто б ни был ты - рыбак, шахтер, Ученый иль пастух,- Навек запомни: здесь лежит Твой самый лучший друг. И для тебя и для меня Он сделал все, что мог: Себя в бою не пожалел, А родину сберег. 1942
Леонид Мартынов НАРОД-ПОБЕДИТЕЛЬ Возвращались солдаты с войны. По железным дорогам страны День и ночь поезда их везли. Гимнастерки их были в пыли И от пота еще солоны В эти дни бесконечной весны. Возвращались солдаты с войны. И прошли по Москве, точно сны,— Были жарки они и хмельны, Были парки цветами полны. В Зоопарке трубили слоны,— Возвращались солдаты с войны! Возвращались домой старики И совсем молодые отцы — Москвичи, ленинградцы, донцы... Возвращались сибиряки! Возвращались сибиряки — И охотники, и рыбаки, И водители сложных машин, И властители мирных долин,— Возвращался народ-исполин... 1945
Сергей Поделков Есть в памяти мгновения войны... Есть в памяти мгновения войны, что молниями светятся до смерти,- не в час прощальный острый крик жены, не жесткий блеск внезапной седины, не детский почерк на цветном конверте. Они полны священной немоты, и - смертные - преграды мы не знаем, когда в кистях тяжелых, золотых перед глазами - полковое знамя. И тишина мгновенная страшна врагам, оцепеневшим в черных травах. Со всех дистанций боевых видна сердца нам осветившая волна - судьба живых и храбро павших слава. И ты уже не ты. Глаза - в глаза, удар - в удар и пламя - в пламя... Цветы, раздавленные сапогами, обглоданные пулями леса нам вслед цветут сильней стократ и крылья веток к солнцу поднимают. Пусть женщины тот миг благословят, когда о них солдаты забывают. 1-й Прибалтийский фронт, 1944
Константин Симонов РОДИНА Касаясь трех великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда. Но в час, когда последняя граната Уже занесена в твоей руке И в краткий миг припомнить разом надо Все, что у нас осталось вдалеке, Ты вспоминаешь не страну большую, Какую ты изъездил и узнал, Ты вспоминаешь родину - такую, Какой ее ты в детстве увидал. Клочок земли, припавший к трем березам, Далекую дорогу за леском, Речонку со скрипучим перевозом, Песчаный берег с низким ивняком. Вот где нам посчастливилось родиться, Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли Ту горсть земли, которая годится, Чтоб видеть в ней приметы всей земли. Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы, Да, можно голодать и холодать, Идти на смерть... Но эти три березы При жизни никому нельзя отдать. 1941
Александр Твардовский Перед войной, как будто в знак беды... Перед войной, как будто в знак беды, Чтоб легче не была, явившись в новости, Морозами неслыханной суровости Пожгло и уничтожило сады. И тяжко было сердцу удрученному Средь буйной видеть зелени иной Торчащие по-зимнему, по-черному Деревья, что не ожили весной. Под их корой, как у бревна отхлупшею, Виднелся мертвенный коричневый нагар. И повсеместно избранные, лучшие Постиг деревья гибельный удар... Прошли года. Деревья умерщвленные С нежданной силой ожили опять, Живые ветки выдали, зеленые... Прошла война. А ты все плачешь, мать. 1945
• конец