Автор: Сарафанова Татьяна Викторовна
Должность: преподаватель по классу фортепиано
Учебное заведение: МБУДО "Ленинская детская школа искусств"
Населённый пункт: Тула
Наименование материала: Методическая разработка
Тема: «Фортепианная музыка Д.Д. Шостаковича в старших классах ДШИ»
Раздел: дополнительное образование
Управление культуры и туризма администрации города Тулы
Муниципальное бюджетное учреждение дополнительного образования
«Ленинская детская школа искусств»
Методическая разработка
Тема:
«Фортепианная музыка Д.Д. Шостаковича
в старших классах ДШИ»
Составитель:
Сарафанова Татьяна Викторовна,
преподаватель по классу фортепиано
Тула, 2020 год
Содержание
1.
Введение……………………………………………………........................3
2.
Основная часть
2.1.
Исторические сведения о композиторе, эпохе. Черты стиля автора,
проявляющиеся в музыкальном произведении…………………….....4
2.2.
Образно-эмоциональный строй произведения. Взаимодействие и
развитие образных сфер. Форма. Особенности музыкального языка
и фактуры……………………………………………………………......6
2.3.
Исполнительский анализ произведения…………………………........9
2.4.
Методико-педагогический анализ произведения……………….......11
3.
Список литературы………………………………….................................13
1.
Введение
Методическая разработка представляет собой методико-исполнительский анализ одной
из прелюдий Дмитрия Дмитриевича Шостаковича из цикла «Двадцать четыре прелюдии
для фортепиано» - прелюдии Des-dur, ор. 34 № 15.
В неразрывном единстве представлены три взаимосвязанных аспекта анализа
музыкального
произведения:
музыковедческий,
исполнительский
и
методико-
педагогический. Именно такой целостный подход позволяет полно продемонстрировать
понятийный (семантический) и конкретный (методико-педагогический) аспекты работы
преподавателя. Уместно вспомнить и о межпредметных связях, к которым неизбежно
прибегает педагог для более тонкого понимания произведения, для уточнения своей
педагогической задачи, а в конечном итоге – для того, чтобы ученик также понял замысел
композитора, и как можно более точно смог его воплотить.
Как ни громко звучат эти задачи, как ни сложно их воплощение в конкретной учебной
практике (в чем автор работы отдает себе отчет), именно это является главной целью
любого педагога-исполнителя. Пусть на данном этапе ученик не все может понять,
осознать, а следовательно – передать в своей игре, но мы должны четко понимать, что
собственно технические приемы и задачи – вспомогательные средства на пути к этой
цели.
Важно не забыть и про сотворчество педагога и ученика, в котором неизменно встает
психологический аспект проблемы: от того, как преподаватель понимает своего ученика,
его личность, его возраст, насколько он знает и, опять же, понимает возрастную и
индивидуальную психологию ребенка, - зависит очень многое. Так, в применении к Ре-
бемоль-мажорной прелюдии Шостаковича нужно увидеть
и раскрыть в ученике
способность к игровому перевоплощению, свойственную, казалось бы, всем детям.
Однако содержание прелюдии не совсем детское; игра здесь – это характерная для
музыкальной и в целом художественной культуры XX
столетия - сложнейшая
эстетическая категория. Она - не просто шутка. Каприз, арабеска воображения. В этой
игре есть двойное дно, неоднозначность и полифоничность музыкальной мысли, игра со
стилями, тонкая пародия, причем пародия в прямом и ныне почти забытом, барочном
значении этого термина; пародия как «переиначивание», переосмысление традиции, чего-
то известного.
Как объяснить ученику это сложное сочетание смыслов, как не забыть при этом об
исполнительских, технических, интерпретаторских задачах? Этим вопросам и посвящена
данная методическая работа.
2.
Основная часть
2.1.
Исторические сведения о композиторе, эпохе. Черты стиля
автора, проявляющиеся в музыкальном произведении
Д.Д. Шостаковича еще при жизни считали летописцем и камертоном своего времени.
Его и сегодня все чаще называют первым среди равных в семье величайших композиторов
XX века. Три имени - Игорь Станиславский, Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович
составили целую эпоху в мировом искусстве столетия. Все трое – представители русской
композиторской школы, выпускники Петербургской консерватории. Возможно, отсюда,
от петербургского «космополитизма» идет универсализм и всеохватность из творчества,
гибкое сочетание русского и европейского. Именно поэтому творчество всех троих
оказало мощнейшее влияние на всю мировую культуру XX века, отразило и вобрало в
себя основные мысли, стили, технику композиции своего времени.
Но у каждого из них был свой путь, свое творческое кредо. Д. Шостакович по праву
считается крупнейшим симфонистом эпохи, композитором-мыслителем, художником-
философом. Он был зеркалом своего времени: каждый мог увидеть в нем свое время, а
главное – себя. Увидеть во всей сложности и трагедийности отражения, иногда – как бы в
кривом зеркале, часто – с тонким юмором или легкой усмешкой. Музыка Шостаковича –
это весь мир во всем его многообразии. Неслучайно композитора все чаще сравнивают с
Моцартом. Пушкин точно подметил, что среди прозрачности и изящной грациозности
музыки Моцарта всегда возникает «вдруг виденье гробовое». Также у Шостаковича:
рядом стоят трагедия, боль, острое осознание зла окружающего мира и – неожиданный
свет, тонкая проникновенность, лирика, и размышление – философско-трагедийное,
скорбное или лирическое. Столь же многообразен и юмор композитора: здесь есть место и
злому фарсу, страшной фантасмагории, гротеску, и дерзкому эпатажу, буффонаде, игре, и
мягкой, почти детской улыбке.
Жаль, что в учебной практике обычно представляют одного Шостаковича – серьезного
мыслителя, летописца эпохи, крупнейшего симфониста. Жаль не только потому, что это –
однобокое и не совсем точное представление о художнике, но и потому, что дети трудно
воспринимают нарочитую сложность.
Программа по музыкальной литературе ограничивается в основном Седьмой
симфонией, да и то только 1 частью. Все остальное зависит от эрудиции и желания
преподавателя, который на произведениях малых жанров может открыть перед учеником
совершенно другой мир композитора.
Нельзя забывать и о том, что Шостакович формировался и учился не только как
композитор, но и как исполнитель-пианист, и значительная часть его творчества – это
фортепианная музыка.
Цикл «Двадцать четыре прелюдии для фортепиано», ор 34 был написан в самый
расцвет творчества композитора, когда перед ним были открыты все пути, когда он заявил
о себе как автор, способный писать в разных жанрах. Это были и симфонии, и балеты, и
оперы, наконец, камерная музыка – вокальная и инструментальная (опять же – для самых
разных составов!). Трудно назвать 30-ые годы ранним периодом творчества композитора,
как это обычно называют период до создания Пятой симфонии. У Шостаковича
разнообразие не есть синоним становления и поиска своего единственного пути. Ведь в
эти годы написаны «Леди Макбет Мценского уезда», балеты «Золотой век» и «Светлый
ручей», музыка ко множеству драматических спектаклей и кинофильмов, первый
фортепианный концерт...
Другое дело, что Шостакович этого времени – более разнообразный, он – такой, какой
есть. Позже он окончательно замкнется в себе, сосредоточившись на инструментальной
музыке крупных жанров и форм, станет почти официальным композитором. Но за этой
маской всегда проглядывал прежний Шостакович – дерзкий новатор, ниспровергатель
традиций, человек, понимающий двойное дно современной жизни и способный показать
это через игровую эстетику, через разные градации комического.
Очень хорошо это видно примере 15-ой прелюдии Des-dur. Цикл из 24 прелюдий был
написан в 1932-1933 годах. Создавались прелюдии обычно быстро: буквально за
несколько часов труда композитора. Первые восемь пьес Д. Шостакович впервые показал
17 января 1933 года в Большом зале Ленинградской филармонии, а весь цикл он сыграл 24
мая в Москве. Критика приняла его доброжелательно, а некоторые пианисты (например,
Г. Нейгауз), включили отдельные пьесы в свой репертуар.
Д. Шостакович сочинил этот цикл по примеру аналогичного цикла Ф. Шопена:
миниатюры охватывали все тональности квинтового круга. Но идея и образное
содержание цикла, конечно, иные. Прежде всего, композитор делает здесь крутой
стилистический поворот и в своем творчестве, и по отношению к жанру прелюдии. Он
ориентируется не только на романтическую традицию прелюдий Шопена, Скрябина,
Рахманинова, но и на стиль Малера, Прокофьева. Вытекающее из этого стилистическое
многообразие дает особенный эффект: миниатюры, близкие к «легкой» танцевально-
жанровой музыке (отзвуки мазурки, ноктюрна), соседствуют с драматическими (траурный
марш), гротесковые – с лирическими пьесами. Иногда типичный для Шостаковича юмор
граничит с банальностью – конечно, намеренной. Сам композитор признавался: «... когда
публика во время исполнения моих произведений смеется или просто улыбается, мне это
доставляет удовольствие». А пианист Владимир Софроницкий говорил о прелюдиях так:
«Какие настроения!... Но, правда, чтобы их понять, нужно хорошо знать то время
нэпмановской пошлости, - как он остроумно издевается над ней! Кинематограф, таперы,
провинциальные вкусы...».
Важным моментом цикла является жанровая характерность пьес и повышенный
интерес композитора к судьбе «маленьких людей» (что характерно и для Малера).
Шостакович как бы обыгрывает художественные вкусы и банальный музыкальный быт
«простого народа», относясь к нему то с шутливой иронией, то с проникновенным
сочувствием, то с нескрываемым сарказмом.
2.2.
Образно-эмоциональный строй произведения.
Взаимодействие и развитие образных сфер. Форма.
Особенности музыкального языка и фактуры.
Прелюдия Des-dur № 5 – произведение явно комедийное, ироничное.
Жанр вальса представлен в нарочито сниженном варианте. Вернее, это намек
на вальс, близкий по своим образам и жанру к таким произведениям
композитора, как Вальс-шутка и «Шарманка» из более поздних - «Танцев
кукол».
В прелюдии нет и намека романтическую, изысканно-поэтичную или
меланхолическую вальсовость. Это, пожалуй, танец марионеток, близкий по
замыслу
к
Танцу
Балерины
из
балета
Стравинского
«Петрушка».
Механистичность, однообразие и здесь, и там – важнейший элемент стиля и
образа.
Можно
привести
еще
одну
стилистическую
параллель
–
с
«Неаполитанской песенкой» Чайковского из «Детского альбома», с ее
подчеркнутой остинатностью ритмоформулы, почти прямолинейностью
образа.
Действительно, на протяжении почти всей пьесы сохраняется остинатный
пульс
сопровождения.
Повторность
двутактовой
ячейки
навязчива
и
назойлива. С этим фоном вступает в своеобразный диалог мелодия-тема: она
изначально проста, незатейлива и строится на «общих формах» движения. Ее
источник – гаммообразное движение, внешне ничем не примечательное. Но в
нем появляются неожиданные повороты, этакие «коленца»: то лирические
ниспадания, то секундовые окончания фраз, но больше – яркая скерцозность.
В целом по жанру пьесу можно определить как вальс – скерцо. В пьесе
важен элемент игры, бравады, насмешки.
Форма пьесы традиционна для танцевальных жанров: это простая
трехчастная форма. Она строится на одной теме, показанной в разных своих
вариантах-преображениях (так называемая однотемная форма). В первой
части и репризе это тема, звучит более просто, в середине - более
замысловато, благодаря новым ладогармоническим краскам и изгибам
мелодий. Здесь сложно говорить о сильном образном контрасте: вторая часть
– развивающая, строится на основной теме, на том же ритме сопровождения.
Но здесь больше динамики движения, интонационных и гармонических
«неожиданностей».
Вернемся к идее диалога: механическому сопровождению, которое в
первой части звучит в верхнем голосе (все переставлено местами, вверх
ногами!) противоречит «перечит» основная тема. У сопровождения –
дактилическая трехдольная стопа, типичная для вальса; у мелодии –
амфибрахическая, с долгим затактом и немного «смазанным» окончанием
мелодических фраз на слабых долях. Они живут как бы самостоятельной
жизнью. Неслучайно автор выставляет для мелодии и свою динамику (см. тт.
7-11).
Фактура в целом гомофонная, по типу вальсовой «бас-аккорд».
Характерно для вальса и квадратность строения: тема разбивается на два
восьмитактных предложения, строящихся как две мелодические волны после
традиционного вступления, задающего ритмический фон (см. тт. 5-12 и 13 –
20). Все очень просто: вверх – вниз, но прямолинейная гаммаобразность
нарушается
«экспрессивной»
(ремарка
автора)
интонацией
вздоха?
Размышления? Это такая почти романтическая поза, немного вычурная,
показная, шаблонная. Наверное, и в мелодии есть этот скрытый диалог
открытой скерцозности и скрытой насмешки над условностью.
Второе предложение – не просто повторение с другой каденцией, как и в
традиционных вальсовых формах. Оно сразу звучит в других тональностях, и
здесь появляется тональная игра, развитая в середине. Сначала – вроде бы фа
минор, но очень быстро он сменяется четким ощущением си- бемоль
минором, а модулирует в итоге, после хроматически нисползающих терций
мелодии, в далекий Ре мажор (см. тт. 17-19). Хроматическое движение
мелодии поддержаны восходящими хроматизмами аккордов верхнего голоса,
и это внутреннее движение голосов говорит о полифонизации фактуры.
В середине игра словно набирает ход. После нового поворота в Соль
мажор
музыкальная
ткань
словно
гармонически
расслаивается:
у
сопровождения и мелодии – теперь своя жизнь, образующая терпкие
полигармонические сочетания: пока мелодия обыгрывает соль - мажорный
звукоряд, у сопровождения неожиданно всплывают «старые» тональности
(см. тт. 23-25). Наконец, запоздалое хроматическое движение аккордов
находит свою опору, и игра в гармонические «кошки-мышки» неожиданно
заканчивается модуляцией в d-moll
(см. тт. 26-27). Второе построение
середины дает новые гармонические пятна: b-moll, As-dur, C-dur, f-moll. Они
быстро проносятся в зигзагообразных движениях мотивов, создавая эффект
сжатия музыкального времени. Кстати, он поддержан и сокращенными (по
сравнению с первой частью) построениями: это 7 и 6 тактов в условных
«предложениях» середины (см. тт. 21-27 и 28-35).
Реприза же восстанавливает спокойную и стройную квадратность (8 +8
тактов, см. тт. 34-41 и 42-49), но и здесь все наоборот: предложения как бы
переставлены местами, а во втором ре- бемоль- мажорном, переставлены
местами
и
голоса.
Перед
нами
пример
вертикально
–
подвижного
котрапункта, еще одно свидетельство полифонической мысли и ткани
произведения.
Интересно, что функция устойчивости, завершенности совмещается в этой
репризе
и
с
дальнейшим
развитием,
и
с
обобщением
предыдущих
музыкальных событий. Первое предложение, развиваясь в основном в f-моль,
в конце неожиданно разворачивается в d-moll и b-moll тональности, уже
встречавшиеся в первой части и середине (принцип мажоро-минора с его
неожиданной игрой красок), а выпрямленное поступенное движение мелодии
нарушается изгибами, явно заимствованными из середины. Такие репризы
называются динамико-синтетическими, тем более что второе предложение
(бывшее когда-то первым) звучит в фактурно-громкостном «увеличении».
Вместо начального форте – фортиссимо, а внутри стаккатированных
аккордов дана своя вертикальная перестановка: вместо терций – сексты, и
фактура увеличивается в объеме.
Отметим также, что тональная и тематическая репризы в пьесе не
совпадают: сначала дается четкое ощущение возврата целостной темы
(тематическая реприза в
f-moll), а уже затем, во втором предложении
возвращается основная тональность Des-dur (тональная реприза). Такая игра
смыслов включается в общую игровую ситуацию произведения.
Необычна кода (см. тт.52-59). Здесь в последний раз происходят
неожиданные изменения: резко меняется фактура, она становится строго
аккордовой, с нежно-звучащей восходящей мелодией. Это – словно взгляд
назад: посмотрите, все что было – несерьезно.
2.3.
Исполнительский анализ произведения
Прелюдия Des-dur – яркий пример нового пианизма, пианизма двадцатого
столетия. Это уже иная, неромантическая стилевая культура, с иным
отношением к звуку, педализации, артикуляции.
Можно провести параллель с прокофьевским «ударным» пианизмом (не
случайно в этом смысле и остинатность ритмической формулы). Нет
надобности в певучем легато, в вокальном интонировании, хотя элементы
его, несомненно есть: они выделяются по контрасту с общим скерцозным
характером движения. Звук здесь напористый, острый, звонкий и четкий
(особенно в репризе).
Необычно длинная, как бы «затянутая» фразировка. Она вызывает
аналогии с романтическими прообразами, но вполне переосмысленными.
Одна фраза цепляется за другую, выстраиваясь в большую волну дыхания.
Казалось бы, это противоречит мелкому «единичному» стаккатному штриху,
но составляет неповторимый стиль пьесы. Даже во второй части, где идет
развитие и появляется дробность структуры (см. тт.21-33), есть смысл
выстраивать
длинную
фразировку:
тогда
более
выпукло
выступает
музыкальная мысль, не распадаясь на множество мелких элементов. Это
особенно сложно сделать в начале середины, в момент дробления мелодии на
короткие мотивы (см. тт 21,22, 23) и во втором, связующем к репризе
построении. Здесь короткое изломанное движение по аккордам заменяется
более сложным зигзагом верхнего голоса, идущего «поперек» тактовых черт
(есть элемент гемиолы).
Внешне незатейливая миниатюра достаточна сложна в техническом
отношении. Это связано прежде всего со штрихом, с последовательной
стаккатностью. Штрих сменяется только в моменты завершения фраз, что
подчеркнуто ремарками автора. Изменяется он и в коде, так же, как и звук,
отношение к нему. Это уже мягкое, можно сказать, романтическое
прикосновение, словно наполненное воздухом и, пожалуй, являющееся
тонким намеком на стиль Шопена. Неслучайно композитор тщательно
проставляет здесь все нюансы: воспаряющую лигу, неожиданное рр,
характерную
для
романтиков
заключительную
фермату
и
точную
педализацию. По желанию педагога можно добавить педаль и в начале
пьесы, во вступительных и аналогичных им тактах, чтобы придать яркость и
праздничность звучанию.
Динамический профиль пьесы выписан достаточно четко. Самые
«громкие» части – первая и третья (реприза). Но в целом динамика очень
контрастна,
и
сменяется
она
постоянно,
переходя
от
яркого
f
к
приглушенному р. В каждом построении есть этот динамический контраст,
придающий внутренне дыхание форме, подчеркивающий фразировку.
Динамическое развитие в целом очень целенаправленно, продумано, ведет
к высшей кульминационной точке – последнему предложению репризы. И
как отзвук, отголосок, появляется кода, стоящая особняком, выделенная
динамически (рр).
2.4.
Методико-педагогический анализ произведения
Несомненно, прелюдия относится к произведениям достаточно сложным,
и целесообразно проходить ее с учениками старших классов. Преподавателя
не должна сбивать внешняя простота, фактурная прозрачность. Сложность
здесь заключается в отношении звука, в контрастном сочетании ритма, в
штрихах и гармоническом языке, наконец, сам образ произведения требует
достаточной
открытости,
внутренней
свободы,
раскованности.
Таким
образом, задача педагога сразу включает не только техническую перспективу
работы, но и психологическую, так как учащиеся старших классов – в
основном подростки, со своими внутренним миром, и важно открыть в них
свое «я», включить их в игровую эстетику произведения.
Задачами изучения данной пьесы можно считать преодоление
технических сложностей, приобщение к стилистике ХХ столетия. Цель же
учебной работы – чтобы ученик смог, пусть и на своем понятийном уровне,
передать образ и стиль произведения, его художественную идею и
неповторимость.
Основным путем для педагога в выявлении образно-художественно и
стилевой направленности сочинения может также стать элемент игры,
«раскладывании»
художественного
содержания
на
ролевые
«партии».
Аналогии могут быть самыми различными, но касаться они будут прежде
всего соотношения фона и мелодии. Например, диалог «барышни» и
«хулигана»: привыкшая к правильному, четкому образу мыслей барышня
(верхние голоса, аккорды) и перечащий ей хулиган. Но, наверное, правильнее
всего активизировать игровую, театральную природу мышления ученика: его
только надо подтолкнуть к идее буффонады, клоунады, а конкретное
портретно-образное решение не заставит себя ждать.
Полезным будет и прослушивание музыкальных «спутников» 34-го опуса,
например, Первого фортепианного концерта, написанного в том же 1933
году,
произведения
яркого,
броского,
остро-комедийного,
также
использующего пародийные элементы.
Для преодоления возможных инструментально- двигательных
затруднений можно предложить следующие приемы:
1.
Главная
трудность
представляется
в
освоении
и
сохранении
стаккатированного штриха в обоих голосах фактуры. В сопровождении
этого добиться легче, в мелодии его сохранить достаточно трудно.
Мелодическая мысль может разбиться на точечное звучание, фразы
потеряют
свою
целостность
и
логику
развития.
Желательно
проработать партию левой руки контрастными штрихами: легато и
стаккато.
2.
Работа над штрихом может проходить параллельно с работой над
метроритмом и фразировкой. Но здесь может быть использован и
другой прием: игра в ансамбле, как бы зримая музыкально-ролевая
игра.
3.
Репетиции во второй части (см. тт. 22-23), в партии левой руки играть,
не отрывая руку от клавиатуры, очень легкими пальцами.
4.
Для освоения гармонического языка, особенно сложных поворотов
мысли в середине, полезно поиграть каждый голос отдельно, чтобы
прослушать изменения гармонической логики, а лишь потом соединить
это в сложный полигармонический комплекс.
5.
Возможно, сложным моментом будет переход от середины к репризе, а
именно в том, что при явном начале нового раздела сохраняется
динамика
(f)
предыдущего,
а
лишь
затем
дается
постепенное
diminuendo,
и
сразу,
в
следующем
такте
–
crescendo,
очень
интенсивное, приводящее к кульминации, к ff. Здесь важна прежде
всего работа с образом, с пониманием замысла.
3.
Список литературы
1.
Д. Шостакович: Статьи и материалы. М., 1976.
2.
Дельсон В. Фортепианное творчество Шостаковича. М., 1971.
3.
Д. Д. Шостакович: Сборник статей к 90-летию со дня рождения.
СПБ., 1996.
4.
Мазель Л. Статьи по теории и анализу музыки. М., 1982.
5.
Мазель Л. Этюды о Шостаковиче. М., 1986.
6.
Мейер К. Шостакович: Жизнь. Творчество. Время. СПб., 2001.
7.
Михеева Л. Жизнь Дмитрия Шостаковича. М., 1997.
8.
«Музыкальная жизнь», №9. М., 2006.
9.
«Советская музыка», №9. М., 1996.
10.Федосова Э. Диатонические лады в творчестве Д. Шостаковича. М.,
1980.